Глава 22

– Как ты сказал? Зофия?

– Да, а что?

– Какое совпадение, – удивился Макс Гартунг, и его красивое лицо исказила гримаса.

– В чем дело, Макс?

Немного подумав, штурмбаннфюрер повернул к доктору Мюллеру свое поразительное точеное лицо, выражавшее крайнее удивление.

– Видишь ли, чуть больше года назад я там побывал с целью обнаружить партизан. В то время там тифа не было.

Макс Гартунг снова умолк, его взгляд стал отсутствующим, будто он совсем забыл о присутствии Мюллера.

– Макс, в чем дело?

Он со стуком поставил стакан, подпер руками подбородок и еще какое-то время смотрел на сидевшего напротив него человека. Фрица Мюллера природа наделила круглым лицом и большими глазами, его светлые волосы были пострижены так коротко, что с небольшого расстояния он казался совершенно лысым. Благодаря бледной прилизанной внешности он производил впечатление человека, который никогда не видит солнечного света. Мюллер был высоким и долговязым, но в отличие от своего друга-эсэсовца, награжденного медалями за специальные рейды и «ликвидации», его никак нельзя было назвать импозантным мужчиной. У Макса Гартунга были широкие плечи и сильные руки человека, рожденного драться и вести за собой других.

Макс внимательно разглядывал своего друга, но перед ним возникло другое лицо, и он слышал не говорившего по-немецки врача, а мелодичный голос молодой полячки Марии Душиньской: «Врач думал, что недавно разработал новую вакцину от тифа, но обнаружилось, что он идет по неверному пути. Но одно он твердо решил – не допустить, чтобы в Зофии появилась такая болезнь, как тиф». А вакцину разрабатывал Ян Шукальский. Макс Гартунг опустил глаза и уставился на остывшую капусту. Тут все дело в другом… В той последней ночи, которую они провели вместе. Он тогда находился в состоянии полудремы, она, казалось, заснула. И вдруг она выпалила всего одно слово: «тиф». Мария произнесла его, разговаривая во сне. Она увидела больного, с которым занималась накануне. Но она произнесла это слово как-то странно, будто ее только что осенило…

– Макс?

Он посмотрел на своего старого приятеля.

– Извини, Фриц. Я вспоминал Зофию. Видно, я не могу избавиться от некоторых воспоминаний. Твои слова снова воскресили в моей памяти этот город. Извини, я испортил приятный обед.

– Забудь об этом, Макс. Давай закажем еще одну бутылку. – Фриц поднял руку, щелкнув пальцами, подозвал проходившего мимо официанта и заказал ему еще один шнапс. Затем он повернулся к своему другу. – Кто бы мог представить, Макси, что ты станешь штурмбаннфюрером СС и командиром «Einsatzgruppe»! И займешься очищением земель, чтобы рейх мог расширять свои владения!

Макс снова скромно улыбнулся и ждал, когда официант откроет новую бутылку и наполнит стаканы. Когда официант удалился, он спокойно сказал:

– Фриц, если честно, то это грязная работа. Расстреливать невооруженных людей в ямах. Рейх не может кормить недочеловеков. Они ни к чему не пригодны. Но какая тут слава?

– Макс, зато есть медали.

– Это точно, но все же я по рангу лишь майор и за два года не получил повышения.

– Тебе этого мало?

– Да, – спокойно ответил Макс, – мне этого мало. Фриц Мюллер откинулся на спинку стула и отпил большой глоток из своего стакана. В холодных хищных глазах собеседника, в квадратном аристократическом подбородке и в звериной красоте он увидел беспощадную решимость, которую уже давно заметил в друге детства. Он с самого начала знал, что Макс Гартунг не только выживет, но и станет лидером. Только посмотреть на него в этой черной униформе, он привлекает взоры дам и ходит с гордостью орла. И ему всего этого мало…

– Чего же тебе еще надо, Макс?

– Фриц, мне не хватает настоящей власти. – Макс подался вперед, и в его ледяных глазах вспыхнул голубой огонь. – Я хочу командовать более крупными силами, чем группой уничтожения.

– Макс…

Гартунг поднял руку. Ему больше не хотелось говорить об этом. О некоторых вещах он никогда никому не скажет, ни с кем не поделится, даже с таким близким другом, каким был Фриц Мюллер. Очень давно, когда он был еще в гитлерюгенде и нацисты заражали немецкий народ мыслью о национальной гордости, Макс Гартунг дал клятву служить одному делу – прославлению рейха и самого себя. Нет, для этого медалей и званий мало. Он хотел добиться признания таких людей, как Гиммлер, Геббельс или сам фюрер. Макс Гартунг давно посвятил себя достижению единственной цели – сделать блестящую карьеру любыми путями. И до сих пор ему удавалось без больших усилий подниматься вверх по лестнице успеха. Но теперь ему захотелось большего. Он пожелал стать рейхспротектором всей Восточной Европы и думал о том, как добиться этой цели.

Его мысли снова вернулись к Зофии. Он вспомнил тот день, когда пришел к Шукальскому домой. Это случилось в рождественский вечер они с Марией прихватили с собой вино и пирожные, чтобы отметить праздник. Ему удалось разговорить Шукальского. Когда Макс упомянул о движении Сопротивления, врач тотчас отреагировал на это словами: «Иногда я думаю, что лучше пусть вспыхнет эпидемия, нежели война. По крайней мере тогда можно держать нацистов подальше от этого города».

Макс снова уставился на Мюллера.

– Скажи мне одну вещь, Фриц. Можно ли сделать так, чтобы эпидемия казалась серьезнее, чем она есть на самом деле?

– Извини, я не понял.

Перед его глазами мелькнуло лицо Марии Душиньской и тут же исчезло. Все эти годы ему было легко жертвовать любовью и дружбой ради достижения собственных целей. Макс никогда никого не любил.

– Можно ли сделать так, чтобы в районе, зараженном тифом, все казалось хуже, чем на самом деле?

Светлые брови Фрица Мюллера поднялись вверх.

– Почему ты задаешь такой вопрос? Штурмбаннфюрера СС раздражало кое-что другое.

Он вспомнил донесение, что читал чуть меньше года назад, о группе Сопротивления, которую обнаружили близ Зофии. Ее уничтожил Дитер Шмидт. Макс вспомнил, что в этой группе было более пятидесяти человек. Те задумали взорвать перевалочный пункт боеприпасов. Это известие привело Макса в бешенство, сейчас это чувство снова вернулось к нему. Полтора года назад Гартунга послали в Зофию, чтобы он вышел на след Сопротивления. Он втерся в доверие к некоторым ключевым фигурам города, удача улыбнулась ему – он встретил там свою давнюю подругу Марию Душиньскую. Макс несколько дней пытался найти доказательства, что в этом районе действует подполье, но ничего не обнаружил. Он уехал из Зофии, будучи уверенным, что там нет никакого Сопротивления, а спустя четыре месяца прочитал о неожиданном и блестящем успехе Дитера Шмидта.

Тогда начальство мягко упрекнуло Гартунга за то, что он не обнаружил партизан, и с тех пор это обстоятельство, словно заноза в теле, не давало ему покоя.

– Ты мне ответь, Фриц, можно ли сделать так, чтобы казалось, что эпидемия имеет более широкий размах, чем есть на самом деле?

– Ну, такое можно допустить. – Врач задумался. – Мне придется об этом поразмыслить.

– Фриц, а можно и в самом деле все представить так, что эпидемия тифа свирепствует там, где ее нет?

– Макс, это интересный вопрос. Я полагаю, у тебя есть основания задавать его. Хорошо, давай порассуждаем. Допустим, мне захотелось бы, чтобы разразилась эпидемия тифа там, где ее нет. Наверно, я взял бы сыворотку крови у того, кто болеет острой формой тифа, разделил бы ее на несколько проб, прикрепил бы к каждой этикетку с именами разных пациентов, затем прислал бы их сюда, в Варшаву для анализа Вейля-Феликса.

Хотя Макс заговорил ровным голосом, синевато-серые радужные оболочки его глаз загорелись, как северное сияние. И Фриц догадался, что это означает, он такое не раз видел раньше. И когда друг заговорил, он внимательно слушал его.

– Фриц, мне эта эпидемия в Зофии кажется подозрительной. Если откровенно, то я думаю, что там вовсе нет никакой эпидемии. Не спрашивай, почему я так думаю, просто подсказывает чутье. Скорее всего, вашу лабораторию дурачит горстка польских свиней!